Читаем без скачивания Важный разговор [Повести, рассказы] - Николай Печерский

Конечно, разве можно без отца!

Глава двадцать четвертая

ВСТРЕЧА

Размышляя о встрече с отцом, Ванята подошел к клубу. Все здесь было в порядке. Газета висела на месте. На фасаде трепыхались флажки. Над входом в клуб звал в гости огромный лозунг — «Добро пожаловать, товарищи хлеборобы!». Ванята полюбовался этим лозунгом, проверил на всякий случай, цел ли пригласительный билет с «уважаемым товарищем», и только тогда пошел выполнять поручение тетки Василисы.

Размахивая рыжей коробкой кофе и кульком конфет, Ванята возвращался домой. От радости у него все пело и плясало в душе. Жаль, что мать не берет его с собой на вокзал, но это понятно: отец и мать давно не виделись. У них будут свои разговоры, и Ваняте знать их не обязательно. Пускай будет так, как задумала мать. Главное — приедет отец. Больше ему ничего не надо!

Пританцовывая, вбежал Ванята в избу, поднял, как пароль, как пропуск к счастью, коробку кофе и конфеты.

— Купил, тетя Василиса! Мировецкого! С цикорием!

Но что это? Тетка Василиса и мать даже не посмотрели на него. Пока Ванята вертелся возле клуба, выбирал в магазине самый лучший кофе и конфеты, тут что-то произошло. Полчаса назад мать была в белой праздничной кофте и синей юбке, а теперь надела серое с бледными цветочками платье, в котором работала на ферме, повязалась простым, с бахромой по краям, платочком.

Мать и тетка Василиса из-за чего-то поссорились. Тетка Василиса наступала, а мать тихо и виновато защищалась.

— Та що ж це таке робытся? — кричала тетка Василиса. — Та що ж це таке надумала! Ох боже ж ты мий! Та подумай же ты своею головою! Та тьху на тебя за таки дила! Та йды ж ты, я тоби кажу, на отой вокзал!

— Не хочу я, — тихо и упрямо сказала мать. — Хватит мучиться. Все одно толку не будет. Я знаю…

Ваняте стало все ясно. Мать передумала почему-то идти на вокзал. Отца никто не встретит. Он обидится и, возможно, даже уедет назад. Теперь уже навсегда, на всю жизнь!

Ваняте стало страшно.

Что ж ты делаешь, мама?

Мать не видела этого молчаливого упрека в глазах Ваняты. Она ушла на ферму, а Ванята и тетка Василиса остались в избе. Тетка Василиса кипела от гнева. Она ни с того ни с сего замахнулась на Ваняту и закричала:

— Та кинь ты отой чертив кохфе! Та на биса ты купив оту гадость! Ой боже ж ты мий, та що ж це на свити робытся? Та довго я буду за всих страдаты? Та чого ж ты стоишь, як отой пенек, я тоби кажу!

Тетка Василиса оглядела огорченным взором стол с едой, сказала «тьху на вас на всих»! и вышла из дому, хлопнув изо всей силы дверью. На стене качнулся портрет отца, жалобно и тонко зазвенели на столе рюмки.

А через минуту уже был на улице и Ванята. Задыхаясь, мчался он по жнивью, по тропинкам и лесным гарям на вокзал. Он встретит отца, приведет его домой и навечно помирит с матерью.

Что у них там случилось? Почему мать не пошла на вокзал? Эти мысли гвоздем сидели в голове Ваняты.

А вдруг мать заупрямится и не захочет мириться. Поглядит на отца и скажет: «Иди, пожалуйста! Без тебя теперь проживем».

И снова память услужливо вернула Ваняту к Платону Сергеевичу. Может быть, он стоит на пути, закрывает Ванятино счастье?

По большаку сзади Ваняты пылила машина. Ванята свернул в сторону, добежал до телеграфных столбов и замахал над головой кепкой.

— Сто-ой! — закричал он. — Сто-ой!

Машина затормозила невдалеке, прокатилась юзом по гладкой, накатанной до белого сияния колее. Шофер высунулся из кабины, погрозил кулаком.

— Ты что — сдурел? Я ж тебя, как куренка, мог… в минуту!

— Возьмите! Мне на вокзал! Дяденька-а!

— Я тебе дам — дяденька! Ишь моду взяли! Садись скорее, окаянный!

Заскрежетала дверца. Ванята влез по высоким подножкам в кабину, сел на черное, вытертое до ниток сиденье. Машина дала газ и снова рванулась вперед.

Шофер поправил зеркальце над головой, сердито сказал:

— За таких наш брат и страдает. Лезут под самые колеса — и все. Встречаешь кого, что ли?

— Отца. С Востока едет. С границы он почти…

Шофер закурил, теперь уже одобрительно посмотрел на пассажира.

— Чего ж молчал? Так бы сразу и сказал! Тоже мне…

Машина домчала Ваняту до перекрестка. Направо дымил кирпичный завод, налево, в гуще пыльных деревьев, мелькали станционные дома, светил издалека яркий зеленый огонек светофора.

— Теперь успеешь, — сказал шофер, открывая дверцу. — Давай, давай. У меня работа!

Шофер свернул к заводу, а Ванята помчался на станцию. За леском уже показался и снова исчез, подымаясь в гору, двенадцатичасовой.

Ванята свернул с большака, побежал к станции через пустырь. Споткнулся, упал на землю. Он больно ушиб колено и разбил в кровь ладонь.

Ни бинтов, ни платка у него не было. Какие уж тут платки — поезд взобрался на подъем, постукивая колесами, катил к входному светофору. Зажав пораненную ладонь, Ванята летел на всех парах к станции.

Он прибежал как раз к сроку. Электровоз, замедляя ход, прополз мимо станции, чихнул тормозами и остановился. Ванята выбрал местечко возле калитки для пассажиров. Сверху на ней на двух тонких трубах висела белая дощечка с надписью — «Выход в Козюркино».

Проводники открыли тамбуры, не торопясь вытерли тряпкой серые прямые поручни, сошли со своими флажками на перрон. Ванята не спускал глаз с вагонов — только бы не прозевать отца!

Пассажиров, как всегда, в Козюркине было немного. Показались какая-то женщина с грудным ребенком на руках, два длинноногих суворовца с яркими малиновыми погонами на плечах; размахивая кефирной бутылкой и оглядываясь на окошко своего вагона, побежала к станционному киоску девчонка в синих узких джинсах.

В дверях среднего вагона появился еще один пассажир — седой старик в новом черном костюме и с узелком в руке. Он сполз по ступенькам на землю, сказал что-то проводнице и пошел к выходу.

Электровоз постоял еще минуту-две, толкнул для порядка взад и вперед вагоны и, набирая ход, умчался в свой далекий путь. Опустив руки, стоял Ванята возле калитки. Прошла мимо женщина с ребенком, прогремели своими черными курносыми ботинками суворовцы. Они поглядели на Ваняту, хотели что-то спросить — и тоже прошли мимо.

Навстречу Ваняте ковылял с узелком в руке последний пассажир. Что-то далекое, уже полузабытое, напомнил Ваняте этот старик в черном костюме. Сухое, морщинистое лицо, тонкие седые волосы на крутых висках, медная цепочка-висюлька в кармане на груди. Память услужливо унесла Ваняту в свое бывшее село. Он увидел заросшую ряской речку Углянку, дорогу на материну ферму и на этой дороге телегу с бидонами для молока. На телеге, свесив ноги, сидели двое — мальчишка в кепке, похожей на голубятню, и старик с ременным кнутом в руке.

Пассажир тоже узнал Ваняту. Он перебросил из руки в руку узелок, заторопился к выходу.

— Здравствуй, Ванята! А я тебя сразу и не признал! Встречать, никак, пришел? Ну, уважил. Ну, прямо, я тебе дам!

Дед Антоний схватил Ваняту в охапку жилистыми сухими руками, приподнял и снова опустил на землю.

— А меня, друг ситный, на пенсию спихнули, — сказал он. — Куда хочу, туда и еду. Дай, думаю, к Пузыревым наведаюсь. Скучал тут без меня? Ну-ну, по глазам примечаю! Пошли, чего же ты?

Ванята опустил голову. Стараясь не смотреть на деда Антония, ответил:

— Нет, я сейчас не могу. Еще один поезд придет. Мне встречать надо…

— Беда с твоими поездами! Их же вон сколь ходит. Рази все встретишь? Пошли, тут я тебе подарочек привез от Гришки Самохина. Помнишь Гришку?

Дед Антоний полез в карман, достал узенький бумажный пакетик. Ванята развернул бумажку, увидел три тонких серебряных крючка.

— На щуку Гришка велел пускать. Нехай, говорит, ловит. Мне, говорит, без него вот как скучно. Так, говорит, и передайте. Ну чего ж мы стоим? Духмень вон какая! Аж в пот кинуло. Пошли в тенек. Чего ты?

Они пошли в конец перрона, туда, где росли корявые акации и текла сама по себе тонкой струйкой из чугунной колонки вода. Дед Антоний сел на длинную скамейку, устало вытянул ноги. На земле мерцала кружевная тень от деревьев, по луже возле колонки ходили пешком голуби.

Дед Антоний поглядел на Ваняту, вздохнул и, быстро роняя слова, сказал:

— Не мечтал я тебе говорить, Ванята, а скажу. Ты этого поезда не жди. Не приедет твой отец. Другая у него линия жизни вышла, чтоб ему… А мать вот как его любила! Ну просто без памяти!

— Вы что, дед Антоний?

— Ото самое, Ванята! Думала мать, возвернется муж, и все у вас будет браво. Надеялась, в общем. А не вышло вот… Отсидел твой отец срок, а потом за прежние дела принялся. Там такого натворил — не говори! Приехал, значит, в село, ну его прямо со свадьбы и взяли…

— С какой свадьбы? — замирая, спросил Ванята.

Дед Антоний вздохнул во всю ширину груди, махнул отрешенно рукой.